Почти каждый день в медроту 66-й отдельной мотострелковой бригады поступали раненые и убитые. Особенно жутко было, когда с 'вертушек' сгружали ребят - грязных, простреленных, в окровавленных бинтах...
Бывалые врачи уже привыкли - поступивших бойцов быстро осматривали, распределяли по сложности ранения, кого-то моментально отправляли на операционный стол. В медроте столпотворение, кровь, хрипы, стоны, мат... ...
- Поступает нам по телефону сообщение: "Медрота - тревога! К вам летят "вертушки", везут "трехсотых". Десять человек". Все врачи сразу собираются. Не только хирурги, но и терапевты. Они тоже помогали. Достают списки потенциальных доноров в подразделениях. Операционные сестры готовят операционную. Лаборатория включает какие-то свои аппараты.
Вертолеты садятся на площадку метрах в 150 - 200 от медроты. Обычно это Ми-8. Садится пара или две, в зависимости от количества раненых. Их уже ждут наши санитарные машины. А мы стоим у приемного отделения и смотрим: кого ж там будут выгружать? И сразу понимаем, где выгружают убитого, где раненого. И какого раненого - тяжелого или легкого. Видно по тому, как санинструкторы их вытаскивают. Если потихонечку, значит, с тяжелыми ранениями боец. Если немножко пободрее - с более легкими. А если убитый, то, как правило, он завернут в плащ-палатку.
И потом "санитарки" возвращаются в медроту. Включенными фарами сигнализируют нам - везем раненых в живот, череп, грудь. Фары не включены - все легкие.
Выгружаем раненых в моем приемно-сортиров
Жалко, нет ни одной фотографии, как выглядит мое отделение после сортировки. Картина - удручающая. Грязная одежда, лужи крови, бинты окровавленные, ремни, автоматы... Все вперемешку. В зависимости от сложности ранения операции длились от двух до десяти часов. У нас был случай, когда пуля вошла офицеру в бедро, а выходного отверстия нет. Открываем живот - полно крови и содержимого кишечника. То есть она вошла в бедро, прошла через таз, 'погуляла' в животе и умудрилась застрять в легком.
За час или за два с подобными ранениями не справиться. Бывало так, что операционная сестра приносила "утку", и хирург оправлялся буквально в её руках, потому что не мог отойти от стола.
У меня как-то тоже была одна шестичасовая торакоабдоминаль
Врач-анестезиоло
Что меня еще поразило в 'Афгане', с чем я никогда раньше не сталкивался, так это переливание крови и как его в некоторых случаях делали там. Суть в том, что когда мы имеем дело с ранением живота или груди, во внутренние полости изливается собственная кровь раненого. Эту кровь мы собирали, фильтровали через несколько слоев марли и потом эту же кровь капали раненому обратно. Почему? Потому что при кровопотере прокапать собственную кровь гораздо эффективнее и полезнее, чем донорскую. Это так называемая реинфузия крови.
Но что меня поражало! Представьте, если ранены кишечник, сосуды, печень. Содержимое кишечника смешивается с кровью. У меня глаза на лоб полезли, когда брали всю эту массу, процеживали и возвращали раненому. Оказывается, это еще опыт Великой Отечественной войны. И ничего, нормально все было...
* * *
Ту июльскую боевую операцию 1984 года Александр Иванович с сожалеющим вздохом назвал злополучной не только потому, что "духи" обстреливали колонну почти с самого ее выхода за пределы бригады (было много потерь, из-за чего комбриг Посохов с яростной отчаянностью кричал по рации:
"Товарищ генерал! Делайте, что хотите! Отдавайте под трибунал, но я дальше не пойду! Я не могу больше смотреть на этих убитых пацанов!"), но еще и потому, что сам доктор Добриянец чуть не погиб.
Они возвращались через один из кишлаков, который проезжали сутки назад. Жители, по всей видимости, покинули дома в спешке, оставив скарб и животных. Колонна снова была остановлена и обстреляна. Александр Иванович перескочил в кунг (кузов универсальный негабаритный) автоперевязочной
Оказалось, под днищем разорвалась граната, пробила и подожгла бензобак. Водитель не запаниковал, выскочил, забарабанил в дверь будки: "Товарищ старший лейтенант, машина горит!" Схватили автоматы, вывалились из кунга и укрылись у глинобитного забора. Горящая машина перегородила довольно узкую дорогу остальной колонне, которую продолжали обстреливать "духи". Водитель Александр Цебинога снова бросился к машине. Ползком, обдирая руки о камни, рискуя получить пулю и сгореть заживо, влез в кабину, снял со скорости, вывернул руль влево и метнулся обратно к забору. Машина скатилась с дороги, освободив путь колонне. Через минуту бензобак взорвался. Автоперевязочная вспыхнула огромным факелом. А стрельба продолжалась. Колонна, задраив люки, двигалась дальше.
Старший лейтенант Добриянец начал понимать, что его и санинструкторов просто не видят. В этот момент в душе наступило необъяснимое страшное спокойствие и чувство полной обреченности. Колонна уходила. А они оставались.
Санинструкторы, завидев подбирающихся по дворам "духов" и что-то крича, начали отстреливаться. Пыльный, уставший офицер сидел у глинобитного забора и отчетливо понимал, что стоит уйти последней машине, все будет кончено. И молодость, и надежды, и жизнь... Все оборвется и развеется в прах, похожий на горячий песок чужой и совсем не нужной ему земли. "Оставьте патроны для себя", - тихо попросил он санинструкторов, яростно паливших куда-то поверх забора. Плен был бы хуже смерти. И тут рядом с ними остановилась БМП. Приоткрылся люк и кто-то двумя пальцами дал понять, что готов забрать двух человек.
Следующая машина подобрала самого Добриянца и водителя. Кто-то поспешил доложить комбригу: "Доктор сгорел вместе с машиной".
Когда колонна вырвалась из кишлака, старший лейтенант Добриянец столкнулся с Посоховым, тот мрачно сидел на броне, уперев руки в колени. Комбриг, увидев доктора, округлил глаза: "Добриянец, живой? Люди целы? Оружие с вами?"
Получив утвердительный ответ, выдохнул и кивнул: "Ладно. Молодцы".
А потом поднялся и зарычал: "Какая с... сказала, что доктор сгорел?!..."
Материал предоставлен подполковником Александром Волком, главным редактором сайта "ХАЙФАИНФО точка РУ"