- Ты чего тут?!

- Кошу. Иди, помогай! Я здесь, а ты до тропинки!

- Вот ещё, делать мне, что ли  нечего?!

Решение пришло само собой, пристало, будто пылью на обронённую во время уборки Георгиевскую ленту. Сокрушаясь неловкости, стыдясь её, омывая ленту бережно в нескольких водах, вспомнился неказистый памятник на краю места, что из прикрученных к трубам мраморных досок с красной звездой наверху. Поляна подле памятника, хотя и напротив конторы заповедника, находилась в совершенном запустении, заросла до непроходимости... Ну, хотя бы была видна с малохоженной местными тропинки. Да кто ж оборачивался в его сторону. А и оборачивался кто когда - что толку. Редкая душа вынесла бы запущенности, словно разорения.

Я невеликий косарь, но делать нечего, не по какой-нибудь хозяйственной нужде, не по приказу, но по зову сердца ухватила косу, как ружьё, и отправилась воевать с бурьяном и ветками, дабы расчистить тропинку к памятнику.

Не думая, не зная - подступиться как, упёрлась взглядом в землю, сцепила зубы, и помаленьку-полегоньку: округ памятника, и тропку с рядышком. Будет теперь где пройти, найдётся место и для цветов. Хотя б одуванчиков, какая в том печаль!? Беда, она в другом. На истёртом временем памятнике надпись про памятливость людскую, про то, что не забыто ничто и никто не будет забыт. Да вот зря оно не стёрлось, то "не", уж лучше бы слизало его ветром, вместе с совестью, было бы честнее.

Одуванчики кивают согласно пушистыми головками, будто птенцы, само собой не по своей воле. Да и... что они могут, кроме? А мы? Можем? Хотим ли, - вот вопрос.