У каждого ребёнка, сколь ни прошло бы лет с его появления на свет, есть некая примечательная коробочка со всякой всячиной, неинтересной никому, кроме него самого. В моей, подле нательного крестика с истёртой петелькой и двух молочных зубов, - пыльное пёрышко синей птицы, некогда обронённое ею прямо мне под ноги на берегу Азовского моря.

В нашем детстве, Синей птицей[1] счастья мы называли сойку[2]. На её ярких перьях, словно сотканных из лоскутов неба, можно было отыскать бледно-голубые цвета мая, перламутровый небосвод июня, густую синеву июля и немного от выгоревшего на солнце августа.

Помнится, я прогуливался по берегу моря, когда сойка пролетела низко над головой, коснувшись волос потоком воздуха, что несла под крылом. Отставив ненадолго свои дела, птица присела неподалёку, дала себя рассмотреть, после чего выразительно кивнула и взлетела, бросив пёрышко на песок. Перо так сияло, переливаясь от голубого к ярко-синему, что у меня захватило дух. Порыв птицы вот так вот, запросто, по доброй воле, без просьб и повода отказаться от драгоценности, казался немыслимым и безотчётным. Я долго разглядывал перо, не смея его коснуться, ведь сойка, так чудилось, могла передумать и потребовать свой дар назад.

Некоторое время спустя, когда ветер с моря слегка развеял мою подозрительность, я присел, дабы рассмотреть поближе обретённое сокровище, но когда, наконец, решился ухватиться за его белоснежный край, заметил, что песок, на который упало перо, будто бы пропитан кровью. Приглядевшись получше, я понял, что это ржавчина. Повсюду, едва присыпанные песком, лежали простреленные котелки касок, пулемётные ленты, затворы винтовок, неразошедшиеся по швам, стёганные "рубашки2 лимонок и гильзы... гильзы... отстрелянные гильзы, набитые не порохом, но песком.

Судя по всему, окрестностям мыса Казантип со стороны Арбатского залива крепко запал в душу Мариупольский десант 1943 года. Не от того ли твёрдые щёки его берегов иссечены скалами морщин?

В ту же пору, когда сойка подарила мне на счастье своё перо, а было это ровно пятьдесят лет тому назад, неподалёку от линии прибоя, завалившись друг на друга, лежали две немецкие баржи. Затопленные бойцами Советской армии, вражеские посудины погрузились на морское дно вместе с экипажем в навечно измаранном исподнем, с прикусившей язык рындой, графинами из хрусталя, столовым серебром, да снимками идеальных фрау.

...Не знаю, обратил бы я внимание на землю, по которой хожу, если бы не птичье перо. Но я благодарен сойке за то, что она пробудила в моём сердце гордость за свой народ. за страну, за Родину, в которой каждая птица может назваться Синей птицей счастья, и окажется права.

* * *