22 июня 19.. года. Казалось, ничего не предвещало... Лето, каникулы, чтение в кровати до полудня, крепкий, холодный, сладкий чай с кусочком заветревшегося, взопревшего от собственной лени сыра. Тем расслабленным бесконечным днём хотелось покоя, умиротворения, передышки, что нужна после нескольких месяцев беготни по школам и внеклассным занятиям, которые с трудом удавалось уместить в неверные себе и мятущиеся, как и всё живое, земные сутки.

Накануне мы с друзьями договорились ехать на речку. Не с утра, разумеется, но ближе к вечеру, едва солнце сменит жар своего гнева на милость приятной истомы, нагретый за день песок станет просто тёплым, а вода в реке - уютной, как сшитое бабушкой одеяло на ватине.

К тому времени, когда приятели постучали в дверь, я был уже умыт и готов к походу. Обёрнутая вафельным полотенцем маска, дыхательная трубка и плавки лежали в рюкзаке. Горбушка ворочалась и вздыхала на дне бокового кармана, роняя от нетерпения кристаллы крупной сероватой соли, в ожидании, когда я, нанырявшись до синих губ, проголодаюсь "зверски". Щёку второго кармашка раздуло от трёх картофелин, - то был мой вклад в грядущее пиршество на берегу у костра с острыми язычками пламени, трепетными, как уголки пионерского галстука.

В ту пору мы любили разводить костры, хвастали друг перед другом умением делать это быстро, "с одной спички", "на ветру". А когда луна принималась рассматривать себя в причудливом зеркале реки, восхищаясь своею неотразимостью, всякий раз хотелось ответить и разжечь огонь у воды, тем самым давая знать, что тоже любуешься ею.

Добравшись до места, мы сбросили рюкзаки и, срывая на ходу рубахи, кинулись в воду остывать, где долго прыгали и гонялись друг за дружкой. Когда же наш запал основательно размок, мы вышли из реки совершенно без сил и развалились обсохнуть на песке.

- Небо-то не сильно летнее, - заметил Серёга. - Похоже на Левитана[1]. Помните, сочинение писали по картине[2]? Так там такого же цвета, но то март был нарисован, снег ещё не сошёл.

- Ну, теперь скоро вечер, от того и небо неярко, а в полдень оно такое синее, что глазам больно! - ответил товарищу я, и тут...

- От Советского Информбюро[3], работают все радиостанции... - Из репродуктора на столбе у пристани, чеканя слова, как шаг, раздался голос Левитана[4]. Подготовленное долгим предвкушением опасение воспользовалось минутой неизбежного замешательства, и из поведённой на сторону рамы сосняка выпало небо другого Левитана, расколовшись о землю вдребезги с хрустальным, пронзительным звоном, от которого заложило уши.

Душа мгновенно наполнилась ужасом, а тело как-то незаметно истратилось на страх из-за того, что, - вот оно, всё, началось...

Мы разом вскочили на ноги и лихорадочно принялись натягивать штаны, мокрые ещё ноги никак не хотели пролезать через брючины... Но старичок, что рыбачил неподалёку, окликнул нас:

- Не пужайтесь, ребятки! То нынче для памяти. С шестьдесят пятого было в День победы, а теперича ещё и в день начала Великой Отечественной. Отдыхайте... покудова... Придёт и ваш черёд.

22 июня 19.. года. Казалось, ничего не предвещало... беды...

* * *