"...В один из дней, в парке неподалёку от школы начал собираться народ. Мы с ребятами тоже побежали туда, но смогли разглядеть что там случилось, только взобравшись на тополь. А там..."

"...Совершенно позабыв про окно, я замираю на месте, и, раззявив рот, ловлю каждое слово деда. Мне интересно всё: и про большое колесо паровоза, и про маленькие, да про сажу от угля, которая летит, гонимая встречным ветром, и принуждает нас сидеть взаперти вагона..."

В Центре культуры города Гурьевска состоялось выездное заседание Калининградского областного комитета ветеранов "Российского Союза ветеранов", посвященное 80-летию битвы под Москвой, в котором Калининградский областной драматический театр показал постановку "На всю оставшуюся жизнь".

"...У отца с войны под мышкой не зарастала дыра, а из спины выступали острые осколки. Хирурги не брались вытащить их, и с годами они выходили понемногу сами, оставляя после себя незарастающие отверстия, на которые после накладывали швы..."

"...Дабы успеть к дежурному трамваю, который собирал вагоновожатых по всем остановкам, перед тем, как лечь спать, дед вешал на стул рядом со свои узким самодельным диванчиком сложенные вдвое брюки, ремень, собственноручно отглаженную рубашку и чистые носки. А поутру, спросонья улыбаясь льющейся из неутомимого репродуктора мелодии гимна, как роднику, бьющему через край рассвета, он пошире открывал форточку и, стоя перед нею, делал физическую зарядку, обтирался холодной водой, после чего степенно, с удовольствием облачался во всё свежее. Он так привык, - перед боем быть в чистом..."

"...Однообразный быт пионеров в лагере под Евпаторией был бы почти испорчен, если бы однажды среди мальчишек не прошёл слух о том, что неподалёку находится взорванный не так давно склад со снарядами, и там можно разжиться трубочками артиллерийского пороха, которые разметало по близлежащей округе..."

"...И вот однажды, когда худой, черноглазый сын сторожа попытался спрятаться он наших нападок в каморке отца, мы, в пылу погони, ворвались вслед за ним. Увиденное там скоро охладило наш пыл, - рядом с кроватью, на которой дремал Даниф, стояли две деревянные ноги. Алые от стыда, сталкиваясь и подталкивая друг друга мы выскочили из комнатки под лестницей..."

"В прощальном письме танкиста своей девушке больше всех выпавших на его долю страданий поразило единое слово - простое, терпкое, горькое, словно скорбь, и сладкое, как вкус крови. Этот юноша, почти мальчик, похоронивший командира и умирающий в холодном полумраке танка от раны в груди, начертал среди прочих полынных и спокойных из-за невыносимой, принятой им обречённости слов одно, неведомое доселе, которое доказало меру его любви к Родине, к жизни..."

"...Если вы спросите меня, какой самый сильный из соблазнов, я отвечу - искушение добром. Можно довольно долго проверять силу и глубину доброты, прежде чем она обратится во зло или лопнет, как радужный мыльный пузырь от излишне сильного дуновения надежды..."

"...Наутро уже вся ступня оказалась чёрной. Мать засобиралась, чтобы отвести меня к доктору, а я плакал, забившись в угол комнаты, стоя на одной ноге, как цапля, ибо живо представлял, как хирург отхватывает ножницами мой палец и кидает его в окошко.
- Не пойду-у-у! - Отказывался я, на что мать, не найдя ничего лучшего, заявила:
- Ну, так ты дождёшься, что тебе отрежут всю ногу, по колено!
Но тут, на моё счастье, в гости пришла бабушка, мамина мама..."