"...Представляется как только что, - отец на фронте, мы в эвакуации. Мама на заводе в ночную смену, а я засыпаю, выпустив из своих рук бабушкину уютную ладонь. Она рассказывала мне на ночь сказку в полной темноте, а после, так и не зажигая света, бралась за рукоделие. Бабушка вязала носки не только для нас, бОльшую их часть она отправляла на фронт..."

"...Я и представить себе не мог, что охота, это не зябкий стеснительный рассвет, не томный полдень, не драгоценный отлив гусиных крыл и их же насмешливый гогот из-под облаков, но то, другое, страшное и безысходное,  которому несть места среди чувств живого человека, кроме безотчётного ужаса, непоправимости и несправедливости..."

"...Хотя девушке самой гулять было недосуг, однажды пошли-таки они с медсестрой за клюквой. Та, как водится, растёт на болоте и понавдоль. Сестричка полная, в возрасте, вот и не выдержало болото её усердия да стати, провалилась по пояс женщина. А Иринке от испуга сделалось смешно. Стоит, хохочет! Медсестра кричит: "Вытаскивай!!!" Ну, с Божьей помощью вытянула её. Потом уж вместе смеялись..."

"...А бывает ещё... Внезапная встреча, неважно как и где, но вдруг, почти у лица возникает ободранный борт танка твоей страны. И ты ощущаешь его страдание, видишь в нём не железяку бездушную, но парнишку с содранной коленкой, что саднит, ломит, щиплет нещадно. Плакать-то перед другими нельзя? Так он и не плачет. Не от того, что стыдно, - кто осудить за что! - но дабы доказать, каков он, храбрец, показать пример..."

"...Это была особенная, как ты выразился, тряпка. Когда началась война, бабушке пришлось спешно покинуть родной дом, а в ту скатерть, единственное, что осталось бабушке от её матери, она завернула немного вещей и свою трёхмесячную дочь, мою маму. Она забрела далеко в лес, не понимая, куда и к кому теперь идти, а когда уж вовсе выбилась из сил, привязала к себе дочку скатертью, чтобы не потерять..."

"...Отказавшись от какой-либо еды и питья, Пётр Васильевич вознамерился распутать узел, удерживающий утлый челн его несчастной участи подле причала, на котором суетились прочие живущие. На него не обращали внимания  ни дети, ни даже внук, которому давно уж был отписан дом..."

" ... Дед не производил впечатление военного человека, но, как оказалось, был им. Всю жизнь. Молчание про свою судьбу он предпочёл лжи о ней. Вот только... ощутить тяжесть Ордена Красной Звезды, полученного им в сорок пятом году и  Ордена Красного Знамени в сорок девятом удалось лишь тогда, когда уже не у кого было спросить - за что. Конечно, дед бы и не ответил, скорее всего, а промолчал красноречиво..."

"...- Почему вы не пишете о том, что сейчас волнует всех? У вас должно это получиться.
- А про что мне стоит писать, по-вашему?..."

а-да! - между нашими домами сразу после войны был выстроен самый настоящий фонтан. Круглую чашу украшали два гипсовых неодетых карапуза, один из которых явно намеревался ступить в воду, а другой удерживал его от столь опрометчивого шага. Понятное дело, что настоящие мальчишки были не столь боязливы, и с началом лета находили верные слова, чтобы уговорить дворника подливать по утрам воды в фонтан, ибо тот был не слишком глубок, отчего бОльшая часть воды к вечеру испарялась, а оставшаяся делалась почти горячей.

"...Мальчишки, рождённые накануне Великой Отечественной войны, любили щеголять друг перед другом намерением "ни за что не пережить Лермонтова"..."